В прошлую пятницу в Казани, во Дворце земледельцев состоялся «круглый стол», приуроченный к 10-летию газеты «Земля-землица», на тему: «Сельский уклад жизни: вчера, сегодня, завтра». Его предваряла торжественная часть, в ходе которой первый заместитель министра сельского хозяйства РТ Николай Титов дал высокую оценку работе редакции, вручил главному редактору газеты Владимиру Белоскову Благодарственное письмо заместителя Премьер-министра — министра сельского хозяйства и продовольствия РТ Марата Ахметова и подарочный сертификат на два персональных компьютера.
Владимир Белосков поблагодарил Министерство сельского хозяйства и продовольствия РТ за поддержку и в свою очередь вручил награды наиболее отличившимся сотрудникам газеты, а также руководителю типографии Айрату Фахерову и компьютерщику Роману Толкушкину за большую помощь в выпуске газеты.
По завершении торжественной части начался «круглый стол», который вели первый заместитель министра сельского хозяйства и продовольствия РТ Николай Титов и главный редактор газеты «Земля-землица» Владимир Белосков.
Владимир Белосков:
— В ряде государственных программ, связанных с развитием сельского хозяйства, поддержки села, говорится о необходимости сохранения сельского уклада жизни. Но что такое сельский уклад? Что конкретно мы должны сохранять? Нигде такой характеристики, к сожалению, мы не находим. А ведь это важно точно знать, за что мы стоим. Как в войну: «Братцы! Отступать некуда. Позади Москва!».
Николай Титов: 
— Предлагаю сначала взглянуть на положение дел шире. Россия — это не Швеция, это шестая часть земного шара. И из моногородов выезжать работать на село — пахать и сеять — это не желательно. Поэтому мы сегодня должны адекватно рассматривать ситуацию в целом по Российской Федерации, в целом по миру, ситуацию по санкциям и эмбарго, правильно оценивать те усилия, которые принимают руководство России и Татарстана по поддержке агропромышленного комплекса. Тут не хочется даже вспоминать слова одного нашего экономиста, сказавшего: зачем, мол, нам ваша, то есть, отечественная, продукция, мы купим ее за рубежом, в Европе. Вот и пришло то время, попробуй — купи. Исходя из этого, руководством принимаются все меры по обеспечению продовольственной безопасности нашей страны. Мы в министерстве тоже не спим и вопросы продовольственного обеспечения населения тоже детализируем, прорабатываем…
Если говорить о сельском укладе жизни, то надо, прежде всего, напомнить, что такая отрасль, как сельское хозяйство, — это цех под открытым небом. А значит, подвержен пагубным воздействиям погодных аномалий: то сильный мороз, то градобитие, то ураганы, то засухи. Что мы и наблюдаем на протяжении ряда последних лет. И в этих условиях надо производить продукцию. И она производится. Преодолевая трудности, сельчане каждый год питают надежды, что следующий год будет более благоприятным. И надо помнить, что в самые тяжелые времена — война, коллективизация, дефолты и т.д. — страна выживала, прежде всего, за счет села, за счет земли, опираясь на крестьянина…
Владимир Белосков:
— Опереться, понятное дело, можно на то, что прочно. Если говорить о сельском укладе жизни, то необходимо подчеркнуть, пожалуй, самое важное: на селе люди другие. Добрее, без камня за пазухой, культурней, они умеют разговаривать, не обижая друг друга, дипломатично. От них исходит положительная энергия. Хотя кому, как не крестьянину, озлобиться бы, ведь так придавили его диспаритетом цен — не продохнуть. Но он терпит и живет. И при внешней своей расслабленности, что ли, он может в нужный момент собираться, концентрироваться и выдавать очередной свой трудовой подвиг: сев в оптимальные сроки, сенокос, уборку урожая, подъем зяби… Интересно, почему так сложилось? Почему сельский мир — мир особенный?
Николай Титов:
— Говорите, не стесняйтесь. Вы все люди сельские, знаете ситуацию изнутри. От себя скажу, что сельский уклад жизни был, но государство все делало, чтобы его разрушить. Посмотрите, что было раньше: мы, сельские дети, все лето работали, приобретали трудовые навыки, деньги зарабатывали. Сегодня столько всяких законов напринимали, столько запретов, что до 18 лет сельский парень или девушка не должны брать в руки лопату или вилы. Что это такое? Какой тут уклад жизни? Разве с 18 лет заставишь человека работать с лопатой? Тут кардинально нужно подумать. Сельский паренек, понятное дело, хочет прокатиться на тракторе, на грузовике, на комбайне. Рядом с отцом, с соседом. Понятное дело, охрана труда и все такое. Но что, раньше этого не было, что ли? Отцы и матери не думали о безопасности своих детей? То, что сейчас происходит, уничтожает сельский уклад жизни на корню, молодежь, взращенную на безделье, не заставишь полюбить сельский труд.
Владимир Аппаков, фермер, Нижнекамский район:
— Согласен с вами, сельский уклад кончился. И изза этого обороноспособность страны ослаблена. Знаете, почему? Пацан деревенский — в пять лет он уже рядом с отцом на тракторе, на мотоцикле. А сегодня вы увидите малолетнего пацана за рулем на деревенской улице? Нет. Потому что полицейским за пойманных на технике пацанов звания и награды дают. О какой любви будущего «защитника» Родины к технике можно говорить? Он ничего не знает! Ни механизмы, ни правил. А мы ведь с этого начинали с раннего детства. Что такое, вкратце, сельский уклад жизни, о котором мы скучаем? Это утром все дружно гонят в стадо скотину. Потом женщины идут спать, потому что они в три часа утра встают — им тоже отдыхать надо. А мы, пацаны, везде бегаем, каждый хочет устроиться на работу. Вечером что делаем? Это или футбол, или волейбол, или лапта… Это все потеряно. И первую попытку уничтожить сельский уклад сделал Хрущев: давайте, мол, сблизим деревню с селом. Пусть сельчане живут по-городскому. И сейчас эта политика продолжается. Под видом «чумы» уничтожается свиноводство, скоро скотину нельзя будет резать и соседу продавать — убойные пункты, мол, стройте, на технике пацанам нельзя и еще что-то… Все это разрушает сельский уклад.
Владимир Белосков:
— У Есенина есть такие строки:
«Но люблю тебя, родина кроткая!
А за что — разгадать не могу.
Весела твоя радость короткая
С громкой песней весной на лугу…»
Марс Юнусов, фермер, Мамадышский район:
— Мы все в деревне родились, душой болеем за нее. У нас в районе там, где был «Вамин», а это почти полрайона, будто Мамай прошел. Мое село в 40 км от райцентра. В позапрошлом году мой дом сгорел — два часа ехала пожарная машина. Все смотрели, как горит. Единственная просьба сейчас: «Вамин» ушел, и больше инвесторы уже вряд ли придут, так у нас сейчас много заброшенных ферм стоит. Надо передать их тем, кто хочет работать: новым хозяевам, фермерам, собственникам. Поднять этот вопрос на уровень Президента. Хотя ктото скажет, что это ваминовское. Это не ваминовское, «Вамин» это не купил просто, это имущество не оформлено. Наш колхоз — «Туган як» тогда — в свое время животноводческие помещения за полтора миллиона купил. Я тоже мог бы купить за такие деньги, но мне не дали.
Когда несколько лет назад к нам в деревню приехал тогдашний глава района Рустам Калимуллин и стал рисовать перспективу: придет «Вамин», будет село поднимать… Я, деревенский парень, тогда сказал: ничего не будет… Семь лет прошло и — все. Могу сказать, что деревню мы уже не восстановим.
Владимир Аппаков:
— Что хорошо, на селе стали меньше пить. Это факт. У нас в селе есть люди, которые не пьют вообще.
Марс Юнусов:
— Меньше пить стали? Правильно, потому что бабушки не пьют. Молодежь разъехалась: кто в Набережных Челнах, кто в других городах. Те, кто пил, на кладбище. А бабушки не пьют.
У нас — страна дураков. Это где еще такое есть, чтобы у гаишника был план — оформить за дежурство трех алкашей, у пожарников — потушить пожар в трех домах, у медиков — три трупа должно быть, не больше. Однажды ко мне подошел участковый, дает сто рублей и говорит: напои вот этого, мне протокол оформить надо. Ну если мы хотим, чтобы народ перестал пить, зачем такие планы давать?
А насчет помещений — я сам бы взял. Там можно гусиную ферму организовать, овцеферму…
Тут насчет деревенских ребят говорили. Хотя у меня вся родня торговлей занималась, я с пятишести лет скот пас, физически развивался. Однажды с приезжим товарищем, кандидатом в мастера спорта по боксу, поспорили, я его два раза ударил — он упал. И он спрашивает, в какой я школе учился. А учился я в обычной — сельской. И мы развивались физически.
В том, что в сельское хозяйство пошел, «виноват» бывший глава района Экзам Губайдуллин. Я тогда довольно успешно бизнесом занимался. Встретил он меня и говорит: тебя народ во власть зовет. Выбирай — политика или колхоз. Я колхоз выбрал, в 27 лет председателем стал, два года работал. В 1998 году под дефолт попал, это когда за ночь доллар с 6 рублей подскочил почти до 30, и то поголовье скота мы не уменьшили, наоборот, еще и свиноферму организовали в русской деревне — развалившееся помещение реконструировали. После себя оставил там 156 свиней. Магазин открыл в деревне, пекарню, дорогу поднял. Недостроенную ферму оборудовал под холодный метод содержания телят.
Я ушел, потому что понял: да, в русской деревне народ пьет, а сейчас еще больше пьет. А портить население помогает государство. В Мамадышском районе, например, организовали бюро по занятости населения, а по сути, по безработице. Ну вы посудите сами, в деревне — и безработица! Маразм какойто, кошмар. А какието али–бабаи из Средней Азии на ферме работают. А что, наши Шайхутдиновы или Мухутдиновы не могут, что ли, работать? Испортили мы народ. Потому что включаем телевизор, там артистки танцуют без штанов. Или стреляют, убивают. Нет правильной идеологии. Мы сейчас с рождения двадцать лет воспитываем придурков, прикованных к компьютерам.
Владимир Белосков:
— С такой страстью говорить о проблемах деревни может только человек, который любит село…
Марс Юнусов:
— Мои отец и мать родились и выросли в деревне, я тоже никуда из нее не уехал. Нынешняя молодежь сидит за компьютером, у нее детства нет, а у нас детство было. Мы клюшки для хоккея из бревен делали. И играли. Да как азартно. И мышцы качали. А сейчас придите зимой на речку или озеро, на окрестные холмы — вы никого там не увидите, малышня в компьютерах «висит», мультфильмы смотрит. Маленький пацан — он не здоровается, воспитания нет никакого…
Фарида Гарифуллина, председатель рескома профсоюза работников агропромышленного комплекса РТ:
— Наша задача состоит не в том, чтобы посадить за штурвал или за руль наших детей. Самое дорогое, что есть у человека, — это жизнь. Не зря же приняты законы, запрещающие раньше времени сажать детей за штурвал. Есть же и другие способы трудового воспитания, на которые далеко не во всех школах обращается серьезное внимание. В годы нашей юности была распространена такая форма, как ученические производственные бригады. У нас были кролиководы, мы даже выиграли конкурс по этому направлению и были удостоены наград на всесоюзном уровне. Это было очень приятно. Сейчас этих форм я не вижу. А в отношении фермеров что хочу сказать: молодцы, низкий вам поклон. Вы фанаты своего дела, вы очень преданны селу. Село — это малая родина, а родину нельзя не любить. Родина — это наша земля, родной очаг. Но вы сегодня говорите о производственных показателях, о поголовье, о самом насущном. Но вы не говорите о том, какая у вас ситуация с оплатой труда, каковы условия труда. А эти моменты очень серьезны. Не дай бог, что случится в плане травматизма — кто будет восполнять ущерб здоровью работника?
Ильшат ШАГИЕВ, фермер, Кукморский район:
— Сельского уклада жизни — того, при котором мы росли, сейчас уже нет. Он потерян. Дети, а у меня два сына, уже говорят, что они пойдут в город. Младший вообще категоричен: ему надоело вместе со мной каждый день вставать в пять часов утра и в десять ложиться. Им, как это показывают по центральному телевидению, нужно все сразу: квартира, машина, высокооплачиваемая работа. Им даже учиться не хочется — этим детям. Их, нынешних деревенских детей, научили безделью. Когда мы росли, у нас на улицах чистых сугробов не было, потому что мы их вытаптывали, играя. А сейчас выходишь на улицу, смотришь вверх, смотришь вниз — за час там можно не увидеть ни одного человека. Понимаете?! Никто из дома не выходит, все как будто приклеились к телевизору, к компьютеру. Если бы не надо было в школу ходить, наверное, вообще не выходили бы из дома. Вода — дома, туалет — дома, отопление газовое, дрова готовить не надо.
Насчет техники — то же самое: в 3-4 классе я уже грузовик водил. Нам водители доверяли самим под комбайн заезжать, изпод комбайна зерно принимать. А сейчас в самую захудалую деревню гаишники заезжают два раза в день, ловят нарушителей. Они не ищут, как комуто помочь — например, как дорогу расчистить после снегопада, им поскорее бы свои квитанции заполнить.
Рашид Губайдуллин, начальник управления сельского хозяйства и продовольствия Верхнеуслонского района:
— Когда мы учились в школе, нам после окончания выдавали права тракториста — машиниста. Это о навыках сельских школьников. Иные мои одноклассники аттестаты оставили в школе, а права забрали и сейчас работают механизаторами, водителями. И я ими горжусь, потому что они лучше меня живут, прекрасно работают, хотя я и школу на «отлично» окончил и затем вуз с красным дипломом. Для тех, кто не имел возможности учиться и получать права в школе, были почти в каждом районе училища. Сейчас в большинстве районов такие училища закрыты. Во всяком случае, в Верхнем Услоне такого училища нет, в Камском Устье нет, в Больших Кайбицах нет… Я тут не имею в виду только трактористовмашинистов, но и токарей, сварщиков, слесарей. Этим еще раз ударили по молодежи, уничтожив рабочий класс.
Но что особенно обидно — это обучение в аграрных вузах. Создали в КГАУ и КГАВМ коммерческие отделения и дипломами торгуют. Потом те, кто эти дипломы купил — агронома или зоотехника — потом торгуют сотовыми телефонами в супермаркетах. Так не правильнее ли будет в аграрных вузах коммерческие отделения закрыть, а расширить отделение в филиале Московского торгового института — как уж он там правильно называется, вот там пусть и учатся торговать мобильниками. Это, во всяком случае, было бы логично.
Сейчас аграрные вузы работают, там идет какойто учебный процесс, выпускники получают дипломы, а до села так и не доезжают. Почему ректоры не прослеживают, а где «приземлились» их выпускники? Прибыли они на село, нет ли? Нет этого. Главное — собрать с родителей побольше денег. И это все не голословно — я знаю конкретно выпускников аграрных вузов, которые торгуют телефонами.
Владимир Аппаков: 
— Амуниция вратаря, вы не поверите, 100 тысяч рублей стоит. А без формы прийти играть в хоккей считается сейчас неприлично, не так поймут. Идиотизм нынешнего времени состоит в том, прав тут Николай Леонидович, что нынче нельзя парня заставлять трудиться. Закон, мол, нарушается. Вот и вырастают белоручки, тряпки.
Мы — люди сельские, и сельский уклад — это то, как мы живем. Вот съездишь в город, походишь по кабинетам, случаются трудные разговоры. Хочется отдохнуть, восстановиться. Вернешься в село, выедешь за околицу, остановишься. Зайдешь в поле — двадцать — тридцать минут побудешь там, поговоришь с растениями, а они разговаривать умеют, — и все прошло. Успокаиваешься и снова начинаешь жить.
И такой момент. Вот иной раз слышишь: «А, колхозники…». В том смысле, что тупее человека уже нет. А жизньто давно изменилась. Городской, глядишь, как крутил гайки на конвейере, так и крутит, а на селе появилась современная дорогостоящая техника и оборудование, начиненные электроникой, и кому попало их не доверишь. Сельчанин профессионально подковался, технически вооружился, овладел новыми технологиями, где нужны не только навыки, привычки, но и знания, умение думать. Тут уже сказали, что каждый год у нас разный, мы не скучно живем, у нас всегда разные проблемы.
Но плохая наша черта — мы не можем договариваться, кооперироваться. Думаю, если бы сумели договориться, скооперироваться, у нас бы дело пошло.
Николай Титов:
— Мы еще очень молоды, нашим фермерским хозяйствам сколько лет? От силы пятнадцать-двадцать. Мы созреем еще до этого. Ведь крестьянско-фермерские хозяйства Европы развиваются сотни лет. А мы салаги еще. Будет время, созреет народ.
Ильшат ШАГИЕВ:
— Сейчас у нас ситуация, как и в Мамадышском районе: «Вамин» полрайона разрушил. Люди сейчас без работы…
Владимир Белосков:
— Извиняюсь, прерву. Вообще-то, когда создавались агрохолдинги, делалось это из благих побуждений — сохранить село, производство…
Ильшат ШАГИЕВ:
— Разрушить свинокомплекс на три тысячи голов и овцеферму на три с половиной тысячи голов… Это в одном селе. Разом разрушили. Понимаете, разом, за год. И там ничего не осталось.
Марс Юнусов:
— Да разве только фермы? А мясокомбинаты? Елабужский мясокомбинат разрушили, Н.Челнинский — тоже. Да все почти мясокомбинаты в республике прекратили существование. А сейчас опять минимясокомбинаты строим. Ломают — строют, ломают — строют.
Рашид Губайдуллин:
— Я не буду акцентировать внимание на том, как у нас инвестор разорил деревни — все-таки я чиновник. Но одно могу утверждать определенно — просто так эти деревни уже не поднять. Но потихоньку, точечно, еще можно. А именно, оказывая адресную поддержку тех, кто еще держит корову, а то две или три. Ведь кто строит семейные фермы? Обычно те, кто уже имеет опыт содержания нескольких голов скота, кто не боится этого. И надеется на поддержку государства, не разочаровался. Недавно к нам приехали из Апастовского района — посмотреть наши семейные фермы, поговорить с фермерами, как у них идет работа и какие есть проблемы. Сказали, что узнали много полезного. То есть, интересующиеся есть, вот ихто и надо всячески поддержать. На это, кстати, и направлены федеральная и республиканская программы развития семейных ферм. Но этого недостаточно. Надо поддерживать все ЛПХ, и не по две тысячи рублей выделять на корову, а чтобы хозяин подворья мог тонну зерна купить. Если три коровы — значит, три тонны. Вот это была бы поддержка. Если не потянем этого — ничего хорошего не будет.
Владимир Белосков:
— Есть хорошая песня, у которой такие слова:
От людей на деревне не спрятаться,
Hет секретов в деревне у нас.
Hе сойтись, разойтись, не сосвататься
В стороне от придирчивых глаз…
Hо не бойся, тебя не обидим мы.
Hе пугайся земляк земляка.
Здесь держать можно двери открытыми,
Что надежней любого замка
За полями, садами, за пасекой
Не уйти от придирчивых глаз.
Тем, кто держит свой камень за пазухой
Ох и трудно в деревне у нас.
В этих словах, мне кажется, заключен смысл высоких нравственных устоев деревни, объяснение ее духовности, сердечности и щедрости… Когда все друг у друга на виду, не хочется в грязь лицом ударить…
Линар Латыпов, фермер, Высокогорский район:
— Насчет нравственности. У меня мать рассказывала: уселась она както рядом с бабушкой и говорит: вот соседний мальчик утверждает, что люди произошли от обезъян — ему так отец сказал, директор школы. Бабушка подумала немного и ответила: он, кызым, наверное, о своих родственниках сказал. А у нас в роду обезьян отродясь не было, все мы богу молимся.
Нельзя уподобляться Фоме, не помнящим родства. У нас в деревне почти в каждой семье помнят родных до седьмого колена, а то и дальше. И мне всегда претит, когда ктото не может сказать, как звали его или ее прадедушку или прабабушку, чем они занимались. К сожалению, таких семей все больше, в том числе и в селе. Это — деградация общества. Если человек думает, что его предки обезьянами были, у него границ нравственных не останется. Обезьяна с кустика на кустик прыгает, кого поймала, с тем переспала. А те, кто молится Богу, кто почитает дедушек и бабушек, они не позволят себе дурных поступков, тем более на глазах у всей деревни. То, что в деревне все друг у друга на виду, это еще один барьер для неправедного поведения. И автор слов этой песни в этом смысле прав.
Марс Юнусов, фермер, Мамадышский район::
— Мы в Москве бываем, смотрим, что там происходит. Журналисты задали вопрос Путину, почему у Миллера — это Газпром — зарплата один миллион рублей в день? Ответ — это успешный менеджер высшей квалификации. Такие зарплаты у классных менеджеров за рубежом. Хорошо, но почему тогда у нашего тракториста высшей квалификации зарплата в месяц — десять тысяч? Неужели заграничный фермер тоже живет на 150200 долларов в месяц?
Николай Титов:
— Мы немного не в ту степь пошли. Если этой темы касаться, то возьмем для примера Объединенные Арабские Эмираты: там ребенок родился — у него уже счет в банке. Откуда? Нефть — богатство этой страны, считается народным достоянием, а значит и этого младенца тоже…
Линар Латыпов:
— Сын фермера пишет письмо матери из армии: «Тут так классно. До шести часов дают спать. Потом в лесу с автоматами в войнушку играем. Ну так легко и хорошо!» Я хочу сказать, что труд фермера тяжелый. Настолько, что даже в первый месяц службы, когда иные парни от резких перемен до суицида доходят, сыну фермера легко и комфортно, будто он на курорт приехал. А стоит ли удивляться? На ферме надо быть в четыре часа утра. Значит, в три надо уже встать, умыться, одеться, чаю попить, до фермы добраться. Это тяжелый труд.
А ведь приходится иной раз слышать: на селе самый простой бизнес, самое простое дело. Мы недалеко от Казани, и к нам приезжают на джипах крутые ребята: вот, мы хотим сельский бизнес открыть. У них деньги есть, я не знаю, откуда. Они говорят: вот возьмем корову. Она у тебя шесть тысяч литров молока в год дает? Дает. 20 рублей за литр получаешь? Получаю. Достают калькулятор. Это будет 120 тысяч рублей в год на корову. 100 коров — 12 миллионов… А 200 коров возьмем — 24 миллиона будет. Узнав, что в три часа надо вставать, — «этого наймем, того наймем. По колхозному опыту платить не обязательно, пусть работают бесплатно». И — пошлопоехало. Проходит время, и эти же ребята приезжают и говорят: «Сельское хозяйство — это черная дыра. Сколько ни вкладывай, бесполезно. Ничего не получается…».
Я хочу сказать, что на селе из крайности в крайность нельзя. Сельское хозяйство — это хороший бизнес. Но нужно работать покрестьянски: гдето быть прижимистым, сэкономить, а где и потратиться, не жалея, чтобы производство было на уровне.
На счет прошлого. Прошлого уже нет, на лошади пахать уже никого не заставишь. На дворе 21 век, время высокотехнологичного производства. Мы с моей супругой Минсине, например, при государственной поддержке построили высокотехнологичную семейную ферму и успешно работаем, ежедневно производя две с половиной тонны молока.
Иногда к нам приезжают специалисты из города и начинают учить: ты вот туда сена дай побольше, сюда — соломы. Но ведь у нас все сосчитано: столькото сена мы заготовили, столькото соломы. Рацион расписан по дням. Если мы сегодня дадим лишнего от расчета, в марте можем обречь скот на скудный рацион. Если уж учить, то надо все осмысливать до конца.
Эльвира Ахмадуллина,
глава Березкинского поселения, Высокогорский район:
— Хочу сказать, что сельский уклад жизни — это, прежде всего, личные подсобные хозяйства. В тех домах, где на подворье держат корову, теленка, свиней, другую живность, не выходят с протянутой рукой. У них и дом добротный, хороший, надворные постройки крепкие. Вроде бы у нас все на виду, но на сходах граждан, других мероприятиях я показываю на слайдах это, чтобы убедить остальных, что вот в таких трудолюбивых семьях и сами пищу едят натуральную, и гостей своих из города угощают. И что это действительно хорошие крепкие семьи.
Но у нас был случай, когда у одних газ отключили. Естественно, за неуплату. В таких случаях что делать? Понятно, перейти на дрова. Но я пришла к ним: у них даже дров нет. Что, спрашивается, делал хозяин дома? Чем занимался? У него нет трудовых навыков. У детей его тоже не будет. Его не научили думать, что может прийти плохое время. Я считаю, что мы должны разъяснять, в том числе и нашим детям, что мы всегда должны быть готовы к экстремальным, тяжелым случаям.
Сельский уклад жизни — это еще и некая состязательность, когда хочется выделиться среди остальных. Это нормально. У нас родник был не в лучшем, мягко говоря, состоянии. Мы с депутатами обсуждали, как бы его отремонтировать и благоустроить? Где взять деньги? Тогда глава района, Рустам Галиуллович, нас вразумил: родник — это святое, источник, откуда мы берем воду. Почему бы его не отремонтировать сообща? Самим? И вот нашелся один человек, Азат Гильманов, организовал всю работу по нашим совместным эскизам. И у нас получился прекрасный родник. Мы его еще благоустроим, брусчатку проложим, чтобы новобрачные могли к нему подъезжать.
Я вижу свою задачу и в том, чтобы замечать таких людей, их добрые дела, благодарить. Хотя бы почетной грамотой от местной власти. И другим ставить их в пример. Да, здесь правильно говорили, что сейчас многое упирается в деньги. Но есть люди, готовые помогать селу бескорыстно. Их надо замечать и поддерживать.
Марс Юнусов, фермер, Мамадышский район:
— Хорошо, что не все так плохо. Мне вот тоже Минсельхозпрод дал субсидию, у меня сейчас четыре новых трактора, нынешний глава района — Анатолий Иванов — земли дает, сколько сможешь обработать, хоть завтра еще тысячу гектаров могу взять. Пятьсот гектаров, наверное, возьму — у меня и сеялка теперь новая.
Давайте хотя бы один сельскохозяйственный телеканал создадим, чтобы он опыт работы на земле показывал, а не голых баб и мужиков.
Владимир Белосков:
— Вообщето такой телеканал есть — Агро ТВ.
Ильшат Шагиев, фермер,
Кукморский район:
— Знаем, смотрим, ничего толкового там не показывают…
Владимир Аппаков,
фермер, Нижнекамский район:
— О телевидении. Канал АгроТВ неплохой, там бывают интересные передачи. Только нам самим бы активнее там участвовать. Но я хочу сказать и о нашем республиканском телевидении. Мы сейчас ловим передачи в основном по спутниковой антенне «триколор». Так вот, ТНВ плюс она ловит нормально, а просто ТНВ — почемуто так себе. Это к слову. Когда телевизор показывает ни к черту, мы новости слушаем по радио. Мы в своем селе возродили наше собственное, сельское радио. По нему передаются сельские новости, поздравления с днем рождения, музыкальные произведения. Это — возвращение к добрым традициям. Это радует.
Владимир Белосков:
— У нас есть хорошо зарекомендовавшая себя и востребованная на селе программа льготного кредитования личных подсобных хозяйств. Тысячи сельчан ею воспользовались, построили сотни животноводческих помещений, купили скот, а также тракторы, сельхозмашины…
Рашид Губайдуллин,
начальник управления сельского хозяйства и продовольствия Верхнеуслонского района:
— Да, это была хорошая поддержка, когда кредиты давали под 1214 процентов, а государство субсидировало до 10%. А сегодня Россельхозбанк кредиты для ЛПХ дает под 28%, а «Ак барс банк» — под 24%. А субсидируетсято 8,5%. Кто сейчас возьмет кредит на таких неподъемных условиях?
Мы в районе по возможности стараемся поддерживать ЛПХ — тем, кто держит трех коров и больше, доильный аппарат даем бесплатно. Только люди уже не хотят скот держать. Да и без техники сложно работать, а два года назад прекратили субсидирование покупки тракторов. Это неправильно. Надо возобновить поддержку ЛПХ в полной мере.
Ильшат Шагиев:
— Чтобы сохранить сельский уклад жизни, надо создавать и малые хозяйства, типа фермерских, строить с помощью государства семейные фермы, как это делается сейчас. У нас в селе уже четыре такие фермы. Была у нас в районе проблема с землей, но с уходом «Вамина» теперь проблема другая — кто бы их взял, эти земли. Кто бы их обработал, чтобы сорняки не росли. Я живу на границе с Кировской областью, Малмыжский район. Там у нас в 90е годы лет десять бурьян рос. Но они сейчас хорошо укрепились, они лучше нас живут. И лучше нас работают. У них сейчас вся земля окультурена, но боюсь, как бы наши земли не заросли так же, как у них когдато. Надо их обрабатывать, надо эти земли отдавать людям, которые хотят их обрабатывать, пока не поздно.
Гульфира Ризаева,
исполнительный директор Союза сельскохозяйственных потребительских кооперативов РТ:
— Поддерживаю фермера из Кукморского района в том плане, что семейные фермы — это начало возрождения села. Нам, фермерским хозяйствам, многого ведь не надо, мы мегафермы не строим: чутьчуть поддержка государства, и фермер голым село поднимет.
В позапрошлом году в нашу республику приезжала делегация фермеров из американского штата Айова во главе с замминистра сельского хозяйства этого штата. Мы выезжали с ними в районы, знакомили их с фермерскими хозяйствами. В Арском районе посетили фермерское хозяйство Мунира Шигабутдинова. Этот человек взялся за фермерское дело, потому что ему стало жалко родное село, жители которого остались без работы, без надежды на лучшее будущее. Прежде, чем взяться за восстановление фермы, он, будучи успешным предпринимателем, первым делом построил в селе мечеть и детский сад. И стал ежегодно устраивать для сельчан праздники. На такой праздник попали и мы с американцами. Наплясались от души, на майдане в шатре из пленки вкусно поели: деревенские пироги, сметану, землянику. И к нам подошла одна бабушка и сказала: «Спасибо нашему Муниру за то, что он село сохранил, за то, что он вот такими праздниками нас радует.
И никаких бюджетных денег на эти добрые дела Шигабутдинову не выделялось. Ему тяжело было ферму восстанавливать, вокруг которой громоздились горы навоза. Но это был его порыв души, его чувство долга перед малой родиной, перед земляками…
Петр Погодкин,
фермер, Аксубаевский район:
— На моих глазах в районе свиноводство почти кончили. Сначала, в 90х годах, свинокомплексавтомат прекратил существование бог знает, на сколько тысяч голов, а в прошлом году и я сам под давлением «сверху» сократил свинопоголовье — с двухсот до семидесяти. Было такое? Было. А в этом году свинина дороже, чем говядина, и нам говорят: надо, мол, восстанавливать поголовье. А для этого потребуются годы.
У нас в районе более 30 семейных ферм, отношение к нам со стороны руководства неплохое. Но я, как экономист, смотрю: все они построили фермы на небольшое количество скота. Например, молочные — на 25 голов. Но ведь расчеты показывают, что это не выгодно. Надо минимум на 50 голов. Почему? Фермы эти высокотехнологичные, за дояркой закрепление должно быть 50 коров — на полставки ведь человека не возьмешь. Потом рождаются телята, нетелей надо выращивать. Их тоже гдето держать надо. А наш фермер Ильдус Сулейманов на районном семинаре заявил, что надо было построить доильный зал, это было бы дешевле, чем тянуть молокопровод через весь коровник, сколько сейчас только горячей воды требуется, чтобы его каждый день промывать. Это к вопросу об экономике.
Сейчас заколоть бычка и продать нет никакой возможности — требуют убойный цех. А у нас в районе ни одного убойного цеха нет. А если его и построить, например, в Аксубаеве — что там будет? А если еще и жара под тридцать градусов? Все, мясо протухнет.
Раньше ведь были мясокомбинаты — в Чистополе, в Нурлате. Туда можно было сдавать давальчески. Там холодильная аппаратура, установки — все было…
Тахир Хадеев,
председатель Комитета по экологии, природопользованию и агропромышленной политике Госсовета РТ:
— Мне довелось поработать на селе председателем колхоза, все эти вопросы и проблемы мне понятны. Здесь прозвучало, что колхозы зарплату не платили. Это не полная правда. В тех колхозах, где мы работали, мы платили. И вовремя. Работали и достигали какихто результатов.
Что касается оттока людей из села, процесс этот идет. Ведь держать корову или бычков — надо иметь определенную энергию. В 1959 году, по данным переписи, на селе проживало более 75% населения, сегодня — менее 25%. Вот нам надо определить, где та самая красная черта, за которой возобновление сел, деревень, аулов будет тяжелым занятием.
Село — эта хранилище обычаев, традиций, устоев, особенно — для национальных меньшинств. Если не сохранять к примеру, татарское село, то рано или поздно произойдет ассимиляция, и мы все будем говорить только на русском языке, потеряем наши национальные корни, наш язык и культуру. В этом я вижу большую беду.
Про инвесторов. Мы здесь анализировали и пришли к выводу: да, там, где работали и работают инвесторы, там скота стало меньше. Потому что людям стало не выгодно держать скот. Народ разъезжается. Наверное, прежде чем принимать какието ключевые решения, надо советоваться с людьми. Когда проходят какието крупные совещания, думается, надо не только идти за цифрой, сколько и чего произведено, но и анализировать, как сохраняется уклад жизни, как живут люди, причем, говорить надо смело.
Николай Титов:
— Только на моей памяти с конца 60х годов в нашем Верхнеуслонском районе исчезли восемь деревень…
Тахир Хадеев:
— Надо в первую очередь обратить внимание на личные подсобные хозяйства. Николай Леонидович, если объективно судить, сельское хозяйство в нашей республике имеет неплохую, по сравнению со многими другими регионами, поддержку. Но сейчас мы с депутатами инициируем закон о поддержке личных подсобных хозяйств, продумываем механизм. Когда в деревне есть КФХ — это отлично, рабочие места и т.д. Но когда еще и остальные будут заниматься, будут корма — село будет жить. У нас в республике проводится ревизия земель, выявлены так называемые невостребованные земли. Но значительные их площади закреплены за инвесторами. Так вот, надо, чтобы на них снова были пастбища, чтобы там можно было косить сено. Для населения должны быть доступны корма. Зерно, в частности, которое вам, фермерам, иной раз трудно сдавать, должно продаваться населению по самой льготной цене. Конечно, не в ущерб фермеру.
По брошенным зданиям. Наверное, надо создать реестр таких зданий и сооружений. Посмотреть, оформлена ли под ними земля, сами помещения. Продумать механизм их передачи в руки работающих фермеров. Тогда мы создадим предпосылки для сохранения сел и деревень.
И нам не грешно также учиться у других регионов. К нам приезжают за опытом, почему бы и нам не ездить? Тут говорили о Малмыжском районе Кировской области. Я тоже там бываю, вижу, как там поднимаются хозяйства. Есть, чему учиться.
Вы, фермеры, молодцы. Вокруг вас — люди, жизнь. Но надо крестьянские подворья поднимать. Это вопрос сложный, многогранный. Надо ведь, чтобы еще и выгодный сбыт излишков продукции был налажен, без этого — просто разговоры. Надо учиться продавать.
Очень большая ответственность лежит сейчас на тех, кто занимает высокие ключевые посты. От наших решений зависит многое, надо выработать правильные подходы, чтобы в аулах и детский смех был, и люди друг к другу в гости ходили, и праздники все мы сохранили.
Николай Титов:
— Когда я работал в Амурской области, то какоето время не мог понять, что означает слово «пал». Потом выяснилось, что это выжженная земля — тайга, поле, деревня. Пожары — это там очень опасное явление, ибо практически по всей территории лежит ковром высохшая, нескошенная трава. Она сухая, как порох, искра попадает — и пламя распространяется мгновенно. Так вот должен сказать, что такая опасность обостряется в иных селах и деревнях нашей республики — и на так называемых бесхозных землях, собственники которых землю эту не обрабатывают, и на неиспользуемых лугах, когда трава поднимается в рост, а ее никто не косит, потому что скота не стало.
Владимир Аппаков:
— А кто виноват? Кто был главным тормозом на селе — пасти нельзя, землю не выделять! Я скажу, кто — главы администраций. Не сейчас, а тогда, когда землю отдавали инвесторам. И получается, с одной стороны мы хотим развивать сельское хозяйство, а с другой — глава тянет воз назад…
Уважаемые читатели, понятно, что на одном «круглом столе» невозможно во всей глубине раскрыть такую многоплановую тему, как сельский уклад жизни. Тем более, что не все приглашенные приняли участие в работе «круглого стола». Поэтому редакция приняла решение ввести новую рубрику, которая так и будет называться — «Сельский уклад». В материалах под этой рубрикой мы продолжим анализ происходящих на селе событий.