Пой, скрипка, пой...

20 июня 2019

Людмила КАРТАШОВА

Всего лишь раз довелось услышать, как Абрам Маркович Пукин играл на скрипке. Была у него дома в гостях: мы только что завершили работу над очередной статьей в газету, выпили кофе на маленькой уютной кухне. Кофе Абрам Маркович варил исключительно сам, по какой­то особой рецептуре, и обязательно в медной кофеварке. И вдруг он предложил:

— Хотите, я сыграю на скрипке?

— Конечно, хочу. Что­нибудь задорное, еврейское, в духе «Хава–Нагилы». Или «Рио­риту», которую исполнял в свое время знаменитый музыкант Марек Вебер…

Словно выполняя какой­то ритуал, Абрам Маркович бережно достал из футляра скрипку, взмахнул смычком… Это была не «Рио–рита», любимая в Европе, и особенно в Германии в 30­40­е годы прошлого века — ее Пукин играть наотрез отказался… Скрипка звучала не очень чисто, Абрам Маркович посетовал, что уже давно не брал инструмент в руки. А ведь когда­ то в юности чуть было не стал музыкантом, даже играл в оркестре в студенческие годы, зарабатывая на жизнь. А к «Рио­рите», как и вообще ко всему немецкому, как потом узнала, у Пукина было особое отношение. Эту мелодию, по стилю напоминающую фокстрот, очень любили нацисты. Эшелоны женщин с детьми со всей Европы прибывали к воротам концлагерей — их встречала бравурная «Рио­рита»… и лающие окрики «шнель». Люди тащили чемоданы и узлы, щурились от яркого солнца, смотрели на окружающее с надеждой. Потом у них забирали пожитки, разлучали с детьми под звуки веселой «Рио­риты», вели в баню и в газовые камеры… Это незабываемые, ножом полосующие по сердцу кадры из фильма «Обыкновенный фашизм».

Сказать, что Пукин не любил немцев, было бы, пожалуй, несправедливо. Но он, участник Великой Отечественной войны, прошагавший ее путями­дорогами «от звонка до звонка» и даже больше, на всю жизнь сохранил «нелюбовь» к Германии. Рассказывал, как его буквально мутило, когда уже в послевоенные годы во время путешествия на теплоходе услышал на палубе немецкую речь — резкую, отрывистую, как пулеметная очередь. И сразу память вернула в прошлое, на передовую…

Абрам Маркович после окончания Куйбышевской военно­медицинской академии в 1941 году был мобилизован, в составе Воронежского и Украинского фронтов в качестве начальника медицинской службы части прошагал до самой Победы, был ранен, вновь вернулся в строй. Рвались снаряды, свистели пули, стонали раненые — а он стоял за операционным столом, спасал тех, кого можно было спасти, закрывал глаза умирающим. Боже, сколько же их было, молодых ребят, кричавших от боли, звавших маму, ушедших в небытие… Как часто приходилось в годы войны молодому нейрохирургу 1920 года рождения видеть смерть во всех ее проявлениях, и слышать при этом немецкую речь — речь безжалостных садистов, пришедших на чужую землю убивать людей, разорять их дома.

— Умом я понимаю, что немецкая культура в целом не имеет ничего общего с фашизмом, — как­то разоткровенничался Абрам Маркович. — Но сердцем не могу простить Германии той боли и горя, которые она принесла нашей стране. И тут уж ничего не поделаешь. Я это на собственной шкуре испытал, и не дай Бог кому пережить подобное. Меня буквально выворачивает наизнанку, когда я слышу рассуждения некоторых западных идеологов, да и порой наших, пытающихся переписать историю Великой Отечественной войны, принизить роль Советской армии в победе над немецким фашизмом. Они там были, они видели, они испытали? Нет!!! Так какое право имеют судить?

Подполковник медицинской службы Пукин Абрам Маркович награжден 28 боевыми орденами и медалями, в том числе Орденом Красной Звезды и Орденом Отечественной войны I степени.

Война для Абрама Марковича не закончилась 9 мая 1945 года. Он рассказывал, как переполненные радостью и мыслями о близкой встрече с Родиной ехали офицеры в поезде, выглядывая в окна, обнимаясь на стоянках с местным населением. Но поезд прошел мимо Москвы — в ту пору очень горячей точкой был Дальний Восток, где на границе с Советским Союзом бряцавшая оружием Япония развязала­таки новую войну. Она не была столь кровопролитной и долгой, как Великая Отечественная, но значимость победы Советского Союза над Японией не менее важна. И есть в ту победу вклад военного врача Абрама Пукина, вновь вставшего в Маньчжурии на передовой за операционный стол спасать жизни солдат.

… Вернувшись в родную Уфу после военного лихолетья, обняв родителей, Абрам Маркович первым делом достал из запылившегося, заждавшегося футляра любимую скрипку. Как же истосковалась душа по музыке, по обычной мирной жизни.

В 1953 году Абрам Пукин занял должность начальника неврологического отделения военного госпиталя в Казани. А год спустя ему вновь пришлось, можно сказать, столкнуться с войной — необычной, молчаливой, страшной. Рассказать об этих событиях, и то очень сдержанно, чуть ли ни шепотом, он рискнул лишь в начале 2000­х — тогда гриф секретности с этого дела был, наконец, снят. Речь о Тоцком полигоне в Оренбургской области, где в сентябре 1954 года были проведены масштабные военные учения с использованием атомной бомбы. В учениях приняли участие сорок пять тысяч военнослужащих: тридцать девять тысяч солдат, сержантов и старшин и шесть тысяч офицеров.

Сразу после взрыва через зону поражения прошли войска. В то время основным поражающим фактором атомной бомбы командование считало ударную волну. Но солдаты и офицеры испытали на себе действие другого страшного и коварного фактора — радиационного. Ситуацию усугубило радиоактивное облако, которое переменчивый ветер унес не в безлюдную степь, как планировалось, а прямо на людей. Умирая от ранних инфарктов, инсультов и рака участники Тоцких испытаний даже лечащим врачам не могли рассказать о своем облучении. Абрам Пукин, ветеран подразделений особого риска, был непосредственным участником самой гущи событий в Тоцких лагерях, посвященным во все перипетии случившегося и обязанным молчать долгие годы.

Многие друзья, знакомые Пукина — участники Тоцкой трагедии (иначе сегодня ее не назовешь) умерли вскоре или некоторое время спустя. Абраму Марковичу в этом плане повезло больше, он прожил до 2007 года. Но я помню, как он показывал мне руки в пятнах, намекая на какую­то болезнь крови, пил преднизолон, и говорил с легкой ноткой иронии, что это наследие Тоцких лагерей.

По крупицам, год за годом (наша­ дружба началась в 1992 году) узнавала я все больше и больше об этом удивительном, умном и очень интел­лигентном человеке. Ему в то время­ было уже 72 года, но он продолжал работать, переквалифицировавшись после военной кафедры в Казанс­ком ГИДУВе в психотерапевта.

В 90­е годы Пукина знала вся Казань — его считали лучшим знатоком людских душ в республике. Сеансы гипноза он щедро проводил в домах культуры, клубах, санаториях, даже на телевидении, часто ездил в командировки. Однажды, помню, пригласил и меня на одну свою лекцию с сеансом гипноза в санаторий «Васильевский» под Казанью. Люди в зале сидели плотными кучками — отдыхающие, в основном, пожилое население, уже успели друг с другом перезнакомиться и расселись, так сказать, по интересам. Я расположилась на галерке, чтобы наблюдать. Очень высокий, худощавый доктор в белом халате вышел на сцену, начал говорить… После сеанса пациенты окружили доктора и буквально засыпали его вопросами. Он отвечал терпеливо и подробно, никого не обижая отказами. Хотя по глазам было видно, как неимоверно он устал, сколько энергии и душевных сил отдает он людям во время своих гипнотических сеансов. В них можно верить и не верить, но они реально помогали людям, иначе они не тянулись бы к нему, не звонили постоянно, и даже по ночам, моля о помощи. И не благодарили бы потом за облегчение, за исцеление, которое получили. Ведь недаром говорят, что доброе слово врача лечит порой лучше любой микстуры.

Впрочем, Абрам Маркович был не просто мастером по произношению этих добрых слов, но и реально врачом от Бога, тем самым эскулапом из «прошлого», умевшим ставить диагноз руками, взглядом, мыслью. Как жаль, что сегодня в медицине таких специалистов осталось мало. Во­первых, потому что молодежь «во врачи» идет часто не по призванию, а желая сделать бизнес. А коли так — нет здорового любопытства к профессии, уважения к пациенту, к истории его болезни, нет развития самого врача. Во­вторых, слишком много сегодня медицина упирается в деньги — за все плати. А если денег нет или их не так много — то и помощь оказывается не по необходимости, а в пределах прейскуранта. Или настроения — если оно у врача плохое, то и больной, даже нуждающийся в экстренной помощи, уйдет из кабинета несолоно хлебавши.

Однажды решила, что пора писать книгу, посвященную Пукину. Пришла к нему с этой идеей, привела издателя, который готов был взяться за проект. Абрам Маркович мягко отказался. Я не стала настаивать, решив, что время еще не пришло. А потом Абрама Марковича не стало. Как же жалела, что не настояла, упустила время. Ведь мы не вечны, рано или поздно смерть придет за каждым. А теперь уж ничего не изменишь… Разве вот эта зарисовка в канун столетия Абрама Пукина немного сгладит мою вину перед простым и одновременно великим военным врачом. За ненаписанную книгу.

…Он не любил принимать подарки, ругал даже за пирожные к чаю. Но один подарок принял с удовольствием и даже сфотографировался в нем. Это было буквально за несколько месяцев до его смерти, в последний день его рождения 11 июня 2007 года. Принесла Абраму Марковичу футболку и кепку с логотипами газеты «Республика Татарстан». Он тут же нарядился в обновки. Звонок в дверь — пришла его дочь Неля (врач­невропатолог, теперь уже, увы, ушедшая от нас). Стала восхищаться, а у меня с собой фотоаппарат. Ну и устроили мы фотосессию. Как оказалось, в жизни Абрама Марковича последнюю…

Фото автора.

Вернуться в раздел "Память"