Историю сельского хозяйства Татарстана моя память, основанная, как и у многих, больше на фактах, на увиденных собственными глазами событиях и явлениях, чем на цифрах или сказанных кемто речах, воспроизводит, пожалуй, с глубокой осени 1978 года. Тогда я, студент 3 курса отделения журналистики КГУ, уже вовсю сотрудничал с республиканской газетой «Советская Татария» (ныне «Республика Татарстан»), и в ноябре отправился в командировку в Кукморский район на… жатву. Дада, это не оговорка. Встретившись с первым секретарем Кукморского райкома КПСС Булатовым, я с сопровождавшим меня инструктором райкома поехал в колхоз «Урал» и там наблюдал, как по морозцу, по первому снегу по полю ходили зерноуборочные комбайны и подбирали хлебные валки. Так получилось, что лето в том году выдалось крайне дождливым, и хотя хлеба уродилось много, его полностью так и не смогли убрать.
Погодный фактор в сельском хозяйстве – вещь серьезная. Однако, если земледелец будет уповать только на погоду по принципу — «нам бы только дождь и гром и не нужен агроном» — страна наша, не успеем оглянуться, станет подконтрольной сильным державам. Продовольственная безопасность страны — это краеугольный камень стратегии любого государства, граждане которого желают, чтобы с ними мировое сообщество считалось. Поэтому, какая бы погода не была, земледелец не должен опускать руки, а постоянно стремиться брать от поля максимум того, что можно взять. Но не любой ценой. Надо помнить, что придет еще и завтрашний день, и послезавтрашний. Что вырастут дети, потом внуки. И им тоже захочется иметь и землю, и хлеб, и солнце, и синее небо над головой.
Поэтому из лета 1978 года важно было извлечь уроки. Помню, много было бесед по этому поводу с разными людьми: руководителями хозяйств, агрономами, комбайнерами. И вот какая штука проявилась, как лакмусовая бумажка. Оказывается, можно было тогда, в 1978м, спасти урожай. Или, хотя бы, более весомую его часть, чем получилось по факту. Дело в том, что многие руководители, особенно в первой половине уборочной, не смогли использовать похозяйски те солнечные «окна», которые давала всетаки погода, чегото выжидали. Боясь понести потери при обмолоте влажных хлебов, в итоге потеряли гораздо больше, поскольку ясная пора ни в августе, ни в сентябре так и не пришла.
Конечно, задним числом легко рассуждать и казаться умным. Но, как мне кажется, урок из той жатвы всетаки был извлечен: и в рекомендациях Минсельхозпрода РТ, и в реальной практике нынче можно увидеть, как хозяйства начинают жатву на несколько дней раньше полной спелости зерна. И в этом резон большой: первые намолоты зерна идут на фураж, при этом в дни «разгона» уборочный конвейер налаживается, набирает ход, и к полному созреванию хлебов все участники жатвы включаются в рабочий ритм на «полную катушку».
Очевидные факты: в 80е годы прошлого века, во времена, когда первым секретарем Татарского обкома КПСС был Гумер Усманов, хлеба в республике убирались, когда на комбайн нагрузка была не более 100 гектаров. Тогда даже специальная программа была принята – «Программа 100». Сейчас нагрузка 350400 гектаров на комбайн, а то и больше – типичное явление во многих хозяйствах. Но жатва, тем не менее, завершается, в основном, до осени, в крайнем случае, как в этом году изза дождливого августа, в первой декаде сентября.
Да, техника сейчас другая. На смену СК4 и СК5 пришли «НьюХоланды», «Меги», «Акросы». Так ведь эти машины тоже не по «щучьему веленью» работают. И самим комбайнерам пришлось вырасти в квалификации, и сервис теперь на ином уровне, чем в прежние времена.
Вся новейшая история сельского хозяйства республики – это поиск и внедрение прогрессивных форм организации труда, совершенствование экономических рычагов и стимулов, формирование хозяйского отношения к делу. Но вот что я написал в аннотации к собственной книге «Трудное возвращение к земле», вышедшей в 2001 году: «Раскрестьянившаяся за годы существования колхозносовхозного строя татарстанская деревня пробуждается, но инициатива и предприимчивость лучших ее представителей нередко сталкивается с чиновничьим бюрократизмом и произволом, консерватизмом административнохозяйственного аппарата».
О том, что колхозносовхозная система себя изжила, говорили давно, на всех уровнях. Как и о том, что земле, наконец, нужен хозяин. Не декларативный, а настоящий, переживающий за результаты своего труда, заинтересованный в них. Горбачевская перестройка, как думалось, сделает перелом в общественном сознании, придаст импульс демократическим преобразованиям, развяжет инициативу и предприимчивость, в том числе и в аграрном секторе. Однако, от замыслов стратегов до воплощения их в реальность путь оказался тернист и многотруден.
Во второй половине 80х годов в Татарстане получила распространение арендная форма организации труда, в том числе такое ее направление, как КИТы — коллективы интенсивного труда. Смысл их возникновения, думается, ясен: изменить отношение крестьянина к земле, заинтересовать в получении высоких урожаев. Впервые в республике КИТы появились в Актанышском районе, а затем получили распространение повсеместно. Пристально наблюдал я за практикой двух КИТов в колхозе имени Мичурина Лениногорского района.
В этом хозяйстве арендные коллективы сформировались на благодатной почве. «За» были и председатель колхоза И.Садриев, и главный агроном Ф.Лукманов, этот энтузиазм поддерживало районное начальство. Ну а раз так, то и среди механизаторов охотники до нового нашлись быстро. Одно звено возглавил Григорий Куракин, другое – в соседней сережкинской бригаде – Никанор Исаев.
Звеньям были выделены тракторы, комбайны, прицепные машины. Арендаторы обеспечивались минеральными удобрениями, семенами, горючесмазочными материалами. Для колхозных арендных звеньев были составлены специальные, индивидуальные, так сказать, севообороты, позволявшие чередовать культуры на полях в соответствии с агрономической наукой.
Так уж получилось, что на долю арендаторов в первые два года выпало нелегкое испытание: летняя засуха, градобитие. А потому, как они ни старались, высоких результатов достигнуто не было. Производительность труда арендаторов была выше, чем у механизаторов, работавших по старинке — «от колеса». Но с договорными обязательствами звенья не справились.
Но и тогда правление колхоза не отвернулось от арендаторов, им была выплачена зарплата за объем выполненных работ, за экономию запчастей, других материалов.
Куракин с Исаевым, их товарищи верили, что придеттаки их час. Должен прийти. Не может земля не откликнуться на хозяйскую заботу о ней, на ласку, на пот, пролитый механизаторами.
О том, как трудились арендаторы, можно писать долго. Поутру уходили они в мастерскую, в поле, когда другие механизаторы еще сны досматривали. Возвращались — те уже были дома. Почти весь объем работ, связанный с выращиванием и уборкой урожая на своих полях, арендаторы выполняли сами. Никого не допускали они в борозду. Даже погрузкойразгрузкой минеральных удобрений, семян — тем, что прежде делали помощники, занимались самостоятельно. Потому что за любую услугу со стороны теперь приходилось расплачиваться из собственного кармана.
— У меня дети перестали видеть отца, — рассказывала супруга звеньевого Зинаида Андреевна. — Григорий, как только начинались полевые работы, приходил домой лишь переночевать. Все домашние дела без него делали. Верите — нет, прокляла я тогда про себя его аренду...
Такая обстановка сложилась в каждой семье арендаторов. И у Николая Куракина, и у Гамиля Аюпова, и у Дамира Зайнуллина.
Тем временем, в колхозе сложился нездоровый микроклимат. Хотя члены подрядных звеньев валились с ног, то и дело ремонтируя изношенную технику, восстанавливая и приспосабливая для собственных нужд брошенные на свалку орудия и детали, тем не менее, многие считали — арендаторам отдано все самое лучшее. Людская зависть… Она погубила много хорошего в сельском хозяйстве.
То, что у механизаторов подрядного звена настроение падает, я заметил еще в конце 1988 года. Без особого оптимизма делились тогда планами на будущее Гамиль Аюпов, Дамир Зайнуллин. А вскоре узнал — распались звенья, расползлась аренда. А через год сложились благоприятные погодные условия, и поля арендаторов дали невиданный в колхозе урожай: озимая рожь — более 30 центнеров, озимая пшеница — 43 центнера с гектара... Но это уже был не их хлеб. Все механизаторы оказались снова в куче, опять пошла погоня «за гектарами».
Почему же распалась аренда?
Если не шибко вдаваться в суть происшедшего, то можно было бы сказать, что развал аренды в хозяйстве начался с перевода на другую работу уже знакомых нам И.Садриева и Ф.Лукманова. На должность председателя колхоза был «сверху» рекомендован и затем избран М.Абдрафиков — специалист грамотный, опытный, но привыкший командовать, повелевать. С его приходом между правлением колхоза и арендаторами отношения резко обострились. Начались неоправданные отвлечения арендных звеньев на работы, не предусмотренные договором, все чаще руководство хозяйства стало вмешиваться в дела КИТов, ограничивая их хозяйственную самостоятельность. Был случай, например, когда звено Куракина было переброшено помимо воли арендаторов в соседнюю бригаду на обмолот гороха, и это в то время, когда механизаторы звена готовились через день начинать обмолот этой же культуры у себя. А когда, наконец, через несколько дней арендаторы пригнали комбайны на свое поле, пошел дождь...
В том же году дошло до того, что правлением колхоза, считай, его председателем — было принято решение не выдавать арендаторам причитающуюся им доплату за сверхплановую продажу такой ценной культуры, как гречиха. Два месяца пришлось механизаторам обивать пороги, чтобы получить заработанное.
Чем больше размышлял я тогда над случившимся, тем больше склонялся к выводу, что аренда в колхозе имени Мичурина, несмотря на видимое обхаживание ее прежним руководством хозяйства, с самого начала была обречена. И главная причина в том, что с переходом на новые экономические отношения крестьянинземлепашец настоящим хозяином на земле тогда так и не стал. Он попрежнему остался в зависимости от командноадминистративной системы, представленной в колхозе правлением, его председателем и конторой.
Уже в стадии заключения арендного договора механизаторы испытали на себе давление этой самой системы, поскольку вынуждены были подписать договор с «потолочными» цифрами. В частности, в 1987 году им пришлось взять на себя обязательство получить с каждого гектара по 22 центнера зерна. И это в то время, когда на протяжении предыдущих шести лет среднегодовая урожайность по колхозу не превысила 16 центнеров.
Так было и в 1988, и в 1989 годах.
Продавать зерно арендаторам предстояло не государству, а колхозу, и не по закупочным, а по так называемым расчетным ценам. Что это за цены? Приведу пример. Если колхоз центнер гороха продавал государству за 20 рублей, то арендное звено колхозу за... один рубль с копейками. Ни дать ни взять – узаконенное рабство.
Пример колхоза имени Мичурина еще раз доказывает, что аренда — не панацея от всех бед в сельском хозяйстве. Она не делает крестьянинатруженика хозяином на своей земле. Хозяином, вольного свободно, с выгодой распоряжаться продуктами своего труда. А потому она, аренда, не ослабляет командноадминистративную систему. Она лишь обостряет отношения крестьянина с чиновничьим аппаратом, что приводит к ссорам, конфликтам. Бывали случаи, когда дело доходило и до судебных разбирательств. И, кстати говоря, иногда суд даже поддерживал арендаторов. Не без этого.
Но давайте, положа руку на сердце, спросим себя: разве крестьянин живет и работает на земле для того, чтобы судиться с чиновниками?
… Рассказанное выше — лишь маленькие фрагменты из истории сельского хозяйства республики. А сколько еще таких интересных и поучительных повествований хранят подшивки газет «Республика Татарстан» и «Земляземлица» — трудно даже представить.
Владимир БЕЛОСКОВ.