10 июля Госдума ратифицировала Протокол о присоединении России к Всемирной торговой организации. За принятие документа проголосовали 238 депутатов, против — 208, один парламентарий воздержался. Накануне Конституционный суд признал, что соглашение не противоречит Основному закону.
В торговый клуб Россия после 18-летнего переговорного процесса должна вступить в августе. PublicPost обсудил судьбу сельского хозяйства и демократии в России с политиком Иваном Стариковым, в прошлом директором совхоза, замминистра экономики по вопросам аграрного сектора, членом комитета по аграрно-продовольственной политике Совета Федерации.
— Вы как оцениваете вступление России в ВТО? Это катастрофа или благо?
— Главная проблема — это не ВТО и ее требования. Главная проблема — это несоответствие российского государства и его институтов философии и эстетике ВТО. Если не поменяется политическая система и не появятся нормальные институты, отвечающие современному рыночному, демократическому государству, то, конечно, вступление в ВТО будет национальной катастрофой.
— Как это выразится?
— Дышащий на ладан целый сектор отраслей — в первую очередь технологический комплекс, сельское хозяйство — просто умрет. Это вызовет серьезное обострение социально-политической обстановки в стране. Но я в данном случае вижу ВТО как шанс, который заставит власть прислушаться к оппозиции и начать реальные политические реформы. Для нас ВТО — это шанс стать демократией, изменить государственные институты. Базовые требования ВТО вынудят власть меняться: нельзя находиться в этом респектабельном клубе при нынешнем состоянии российского государства. И если мы сможем это сделать, то ВТО будет безусловным благом для России.
— Политическая элита это понимает?
— Даже если не понимает, то ситуация заставит. Жизненно важные интересы подавляющего большинства правящей элиты сосредоточены не в России, а на том самом проклятом Западе.
— Как вы видите политический сценарий ближайших 2-х лет на фоне вступления России в ВТО?
— Мы столкнемся с тем, что традиционные расходы российского бюджета — это деньги налогоплательщиков — нельзя уже будет тратить так, как мы тратили раньше. ВТО предусматривает правила открытой конкуренции. А экономическая конкуренция невозможна без политической. Поэтому разрыв между официальной риторикой и тем, что происходит в отношениях между обществом и властью, будет нарастать. Систему будет корежить: мы стоим на пороге серьезного кризиса. Внутри правящей верхушки есть голуби и ястребы. Есть те, которые будут говорить: «Да не надо их слушать. Их 200 тысяч человек — это ничтожное меньшинство. С нами большинство, продолжаем действовать в той же логике». Есть другая часть, которая понимает, что серьезное закручивание гаек приведет к их личным проблемам. Поэтому уже сегодня у власти случилась такая трепетная истерика по поводу «списка Магнитского». Это первая ласточка. Они этого категорически не хотят. И вот вступление в ВТО добавляет количество голубей и уменьшает количество ястребов.
К концу этого года мы столкнемся с тем, что нам достаточно жестко начнут указывать, что и как необходимо изменять. Допустим, бюджетную политику. Это невозможно сделать, не поменяв отношения между обществом и властью и не сделав принятие властью решений открытыми. А для этого нужно будет начинать реформу политических институтов… Вступление в ВТО способствует реализации мирного плана трансформации российской власти и перезагрузки политической системы.
— То есть сценарий закручивания гаек вы не рассматриваете? Что если система не захочет трансформироваться?
— В чем слабость нынешних офицеров КГБ в отличие от офицеров КГБ времен позднего застоя и конца 80-х годов? У офицеров нынешнего КГБ есть интересы на Западе, поэтому сработает инстинкт самосохранения. Никто из них не хочет оставаться в сыплющейся России. Если поссориться с Западом и получить отлуп, то куда побежишь?
— В Китае, например, который вступил в ВТО в 2001 году, политической конкуренции нет, а в организацию страна хорошо интегрирована. Этот пример не ломает вашу изящную теорию?
— В Китае, конечно, не демократия. В Китае классическая форма восточной меритократии — власти аристократов. Есть ареопаг людей, которые чувствуют себя теми, кто несет некую миссию для народа Китая. Внутри этой группы смена происходит, но эта группа озабочена национальными интересами. Никто из китайских высших должностных лиц и чиновников не складывает все, что нажито непосильным трудом, за пределами Китая, в отличие от наших больших начальников.
— Но коррупция в Китае все равно есть.
— Там есть коррупция, с которой достаточно жестко борются. И нет такого сращивания капитала и власти, нет чудовищной зависимости от нефтегазовых доходов. И это заставляет китайских руководителей реально заниматься развитием страны. Там не демократия, но там и не клептократия.
— Противники вступления России в ВТО говорят о том, что пострадает сельское хозяйство. Вы видите какой-то выход для этой отрасли?
— К концу года мы столкнемся с проблемой, что 4,5 миллиарда долларов, которые мы тратим на поддержку сельского хозяйства, нельзя будет потратить так, как мы делаем это сейчас. Меры поддержки делятся на 3 корзины. Красная корзина — то, что вообще нельзя будет делать. Например, напрямую доплачивать за каждый килограмм мяса или литр молока. Она у нас есть в бюджете. Вторая, желтая корзина — то, что можно ограниченно. У нас сегодня это субсидирование процентных ставок по сельскохозяйственным кредитам. Нам введут ограничения: не более 45% вместо двух третей, что есть сейчас. А третья, зеленая корзина — это то, что можно без ограничений: развитие инфраструктуры, создание новых рабочих мест, программы обучения и поддержка внутреннего спроса. И здесь у нас есть возможность серьезно помочь крестьянам.
— Как это можно сделать?
— Я предложил московским властям запустить программу продовольственных марок. В Америке она действует с 1939 года. В этом году в США 44 млн. граждан получают 134 доллара на кредитную карточку каждый месяц, а 22 млн. домохозяйств получают 400 долларов. В итоге на эти деньги можно купить ограниченный вид продуктов, но все эти продукты отечественного производства. В этом году на эту программу будет потрачено 85 миллиардов долларов. К этому добавляется федеральная программа бесплатных школьных завтраков — каждый школьник получает некий набор продуктов отечественного производства. С одной стороны, это решение социальной проблемы. С другой — это серьезная помощь сельскому хозяйству. Государство убирает с рынка часть продукции за деньги налогоплательщиков. И тогда тот, кто может увеличивать производство, он его увеличивает, а тот, кто ждет дотации от государства, как наши, тот просто разоряется. Это законы рыночной экономики. Так вот успех России будет зависеть от того, сможет ли она сплести зеленую корзину. Только по Москве каждый день в школах 470 тысяч завтраков, 270 тысяч обедов, 70 тысяч полдников, такое же количество в дошкольных учреждениях. Добавьте сюда же 93 тысячи мест в больницах. А если все по стране сложить, добавить потребности армии, различных федеральных структур, пенитенциарной системы, то мы выясним, что примерно 40% продукции, производимой в стране, мы можем убирать с рынка. И таким образом решать главную проблему.
При этом моя позиция, чтобы деньги тратились в магазинах шаговой доступности, а не крупных сетей. Это означает конкуренцию и невозможность ценового сговора, это особая форма доверия между продавцами и покупателями и это контроль качества — продавцы понимают, что они не могут продавать просроченные продукты своим постоянным покупателям.
— Такую программу реально запустить в масштабах всей страны?
— Для того чтобы запустить эту программу в масштабах всей страны, властям придется реально начать делегировать полномочия — саморегулируемым организациям, отраслевым союзам. А это означает, что гражданское общество начнет предъявлять свои требования к власти, видя очередную глупость. Вот в этом смысле вступление России в ВТО открывает нам ряд определенных возможностей. Вступление в ВТО будет заставлять уменьшать долю государства и снижать недобросовестную конкуренцию.
— Наше мясо-молочное производство может теоретически конкурировать с дешевой западной продукцией, которой будет завален рынок после вступления в ВТО?
— Промышленное птицеводство вполне конкурентоспособно с импортной курятиной, свиноводство вплотную приблизилось к этому, и мы сможем конкурировать. Производство говядины и молока — это проблема. Но проблема не ВТО. Это проблема того, что у нас нет долгосрочной ликвидности в банковской системе. Во всем мире под такие проекты, которые долго окупаются, главный источник залога при кредитах это земля. У нас нет инфраструктуры земельных закладных, ценных бумаг земельного рынка. Ведь у нас сегодня закредитован сектор: объем выданных кредитов примерно миллиардов на 300 превышает объем годовой выручки. Банки сталкиваются с тем, что все заложено-перезаложено: трактора, сушилки, скот и так далее. А земля — единичные случаи. Вторая проблема связана с интенсивным сельским хозяйством. И в этом смысле мы отстали от Европы. 25 лет назад рядовой фермер из Бельгии делал то, что сейчас в России делают считанные предприятия.
— Как-то решить эту проблему можно?
— Мир уперся. Лозунги «Больше, дешевле, главное — накормить народ» больше не работают: раковые заболевания, аллергии, побочные явления от интенсивного ведения сельского хозяйства, применения средств химизации. На этом фоне последние 25 лет наиболее динамично развивается рынок органического сельского хозяйства, то есть экологически чистой продукции. Последние 20 лет он растет в среднем на 25%. К 2020 году емкость мирового рынка органической продукции составит 200 миллиардов долларов. Так вот вступление в ВТО открывает нам двери на европейский рынок органических продуктов. Раньше он был закрыт для России. А ведь это дорогая еда, это еда для золотого миллиарда. И мы можем ее предложить. При этом у России есть три неоспоримых конкурентных преимущества. Органическое сельское хозяйство по своей философии экстенсивно, поэтому первое — это наличие в России земли и ее дешевизна. У нас 42 миллиона гектаров пашни только из оборота выведены, а ведь это вся пашня Франции — самой большой сельскохозяйственной страны Европы. Второе — доставшаяся нам в наследство контурная система колхозов и совхозов. Она позволяет внедрять единые технологические приемы на огромных площадях, не согласуя с мелкими собственниками. И третье — это так называемая пестицидно-гербицидная нагрузка на гектар. У нас она несравнимо меньше. По удобрениям то же самое: в прошлом году мы внесли 22 килограмма минеральных удобрений на гектар, Европа — 300. Но этим нужно заниматься. У нас в России только два хозяйства имеют международный сертификат производителя органической продукции.
— Как государство может развить это направление?
— Нам, вступая в ВТО, необходимо срочно принять закон об органическом сельском хозяйстве, пригласить международных сертифицирующих. И дальше задача государства — раскрутить национальные бренды и продвинуть их на европейские и американские рынки. Если мы ставим задачу к 2020 году занять хотя бы 10-15% ниши на мировых рынках, то мы серьезно диверсифицируем ущербную систему сырьевого экспорта.
Органические продукты — это продукты с высокой добавочной стоимостью. Это не нефть и газ, это возобновляемый ресурс. Пока светит солнце, он будет вечным. И мы могли бы сейчас лет на 10 объявить ЕС, что это наш приоритет и мы требуем открыть все европейские рынки. И нам не смогут теперь отказать. Выход один — либо мы сплетем ту самую зеленую корзину, либо нашему сельскому хозяйству склеят ласты.
www.publicpost.ru.