— Ну, что вы хотите —
я же еврейка. И вы знаете
из истории, как фашисты обращались с нашим народом…
Она стоит передо мной — невысокая худощавая женщина со светлыми глазами, моя знакомая Полина Анатольевна Артамонова, в девичестве Цин. И рассказывает о зверствах фашистов в годы войны 1941-45 годов.
— Когда началась война, мне было всего девять лет. Совсем девчонка. Поэтому многие события того периода я запомнила из разговоров взрослых. Но наша жуткая эвакуация врезалась мне в память навсегда.
Сама я из Винницы, зеленого города. Там в парках всегда было много белок, совсем ручных — их можно было кормить с рук. Их и сейчас много.
…Июнь 41-го года лучился теплом и цветочным ароматом. Таким же было и 22-е число, когда раннее утро наполнилось у нас зловещим гулом самолетов. По радио незабываемый голос Юрия Левитана сообщил о вероломном нападении немецких войск на нашу страну. «Война»! — это страшное слово слышалось везде.
Папа был сразу мобилизован на фронт и вскоре там погиб. А мама стала спешно собирать самые необходимые вещи для отъезда. Через несколько дней мы очутились на вокзале. Наши родственники решили эвакуироваться назавтра, но именно тогда немцы вошли в Винницу…
На вокзале царила жуткая паника — толпы людей стремились попасть хоть на какой-нибудь поезд, идущий на восток. Лезли в вагоны через окна, молили машинистов пустить к себе в кабину, некоторые бросали прямо на перроне свои вещи… Моя отчаянная мама сумела пробраться в открытый грузовой состав и втащила туда меня и моего младшего братика Леню.
Только тронулись — и начался настоящий ад! Налетевшие немецкие самолеты на бреющем полете начали бомбить поезд. Вопили дети, кричали раненые, хрипели умирающие. Взрывались бомбы, свистели пули. Врагу не пожелаю такой поездки. Мама, крепко ухватив нас за руки, мигом пригнула к полу. И это помогло, мы остались невредимы.
Чем дальше двигались на восток, тем становилось спокойней. Ехали долго. Мы как-то питались — к поезду подходили местные жители, приносили горячую картошку — голод еще не сказывался. Наконец-то мы прибыли. Смутно помню, кто-то сказал: «Казань». Мама потом говорила нам, что Казань приняла нас — весь состав беженцев поставили на учет. Поселили нашу семью в кладовке дома, которого сейчас нет — напротив КХТИ. Выдали раскладушки и печку-»буржуйку». А маме вскоре предоставили работу.
Жить было нелегко, голодно. В школе нас иногда подкармливали — страна, как могла, берегла свою поросль. Годы шли. Мы с Леней учились в школе. Все ждали развязки войны. И она пришла в разгар весны, принеся с собой радость и ликование.
Нормально стала работать почта. И только тогда мы узнали из писем знакомых, оставшихся в Виннице, о трагической участи нашей родни. А вскоре и мы ненадолго съездили туда. Мою молоденькую — ей не было еще и двадцати лет — двоюродную сестру Цилечку вместе с ее грудным сынишкой немцы схватили в первый же день своего появления в городе. Эти разъяренные звери вырвали мальчика из рук обезумевшей от страха матери и ударили что есть сил о фонарный столб. Она потеряла сознание, ее тут же расстреляли.
Моя мамочка утверждала — это хорошо, что Циля была в бессознании: она не видела жуткий зрачок автомата и не почувствовала смерти… Бедная, бедная сестра…
Стало нам известно и о расстреле тети Софы и тети Полины. Их выдали старосты из местных винничан, когда немцы искали коммунистов и евреев. Впрочем, много нашего народа погибло от «деятельности» этих предателей. Потом эти прислужники ушли вместе с гитлеровцами с наступлением Красной Армии, но некоторых схватили и расстреляли партизаны.
А я закончила школу, затем музыкальное училище. Потом вышла замуж, родила сына. И проработала до пенсии учительницей музыки в казанской школе №51. Я всю жизнь до конца буду благодарна Татарстану, который принял нас, беженцев, и дал возможность жить полноценной жизнью.
Записала
Светлана КУЛАГИНА.
На снимке: П.Артамонова.
Фото автора.
я же еврейка. И вы знаете
из истории, как фашисты обращались с нашим народом…
Она стоит передо мной — невысокая худощавая женщина со светлыми глазами, моя знакомая Полина Анатольевна Артамонова, в девичестве Цин. И рассказывает о зверствах фашистов в годы войны 1941-45 годов.
— Когда началась война, мне было всего девять лет. Совсем девчонка. Поэтому многие события того периода я запомнила из разговоров взрослых. Но наша жуткая эвакуация врезалась мне в память навсегда.
Сама я из Винницы, зеленого города. Там в парках всегда было много белок, совсем ручных — их можно было кормить с рук. Их и сейчас много.
…Июнь 41-го года лучился теплом и цветочным ароматом. Таким же было и 22-е число, когда раннее утро наполнилось у нас зловещим гулом самолетов. По радио незабываемый голос Юрия Левитана сообщил о вероломном нападении немецких войск на нашу страну. «Война»! — это страшное слово слышалось везде.
Папа был сразу мобилизован на фронт и вскоре там погиб. А мама стала спешно собирать самые необходимые вещи для отъезда. Через несколько дней мы очутились на вокзале. Наши родственники решили эвакуироваться назавтра, но именно тогда немцы вошли в Винницу…
На вокзале царила жуткая паника — толпы людей стремились попасть хоть на какой-нибудь поезд, идущий на восток. Лезли в вагоны через окна, молили машинистов пустить к себе в кабину, некоторые бросали прямо на перроне свои вещи… Моя отчаянная мама сумела пробраться в открытый грузовой состав и втащила туда меня и моего младшего братика Леню.
Только тронулись — и начался настоящий ад! Налетевшие немецкие самолеты на бреющем полете начали бомбить поезд. Вопили дети, кричали раненые, хрипели умирающие. Взрывались бомбы, свистели пули. Врагу не пожелаю такой поездки. Мама, крепко ухватив нас за руки, мигом пригнула к полу. И это помогло, мы остались невредимы.
Чем дальше двигались на восток, тем становилось спокойней. Ехали долго. Мы как-то питались — к поезду подходили местные жители, приносили горячую картошку — голод еще не сказывался. Наконец-то мы прибыли. Смутно помню, кто-то сказал: «Казань». Мама потом говорила нам, что Казань приняла нас — весь состав беженцев поставили на учет. Поселили нашу семью в кладовке дома, которого сейчас нет — напротив КХТИ. Выдали раскладушки и печку-»буржуйку». А маме вскоре предоставили работу.
Жить было нелегко, голодно. В школе нас иногда подкармливали — страна, как могла, берегла свою поросль. Годы шли. Мы с Леней учились в школе. Все ждали развязки войны. И она пришла в разгар весны, принеся с собой радость и ликование.
Нормально стала работать почта. И только тогда мы узнали из писем знакомых, оставшихся в Виннице, о трагической участи нашей родни. А вскоре и мы ненадолго съездили туда. Мою молоденькую — ей не было еще и двадцати лет — двоюродную сестру Цилечку вместе с ее грудным сынишкой немцы схватили в первый же день своего появления в городе. Эти разъяренные звери вырвали мальчика из рук обезумевшей от страха матери и ударили что есть сил о фонарный столб. Она потеряла сознание, ее тут же расстреляли.
Моя мамочка утверждала — это хорошо, что Циля была в бессознании: она не видела жуткий зрачок автомата и не почувствовала смерти… Бедная, бедная сестра…
Стало нам известно и о расстреле тети Софы и тети Полины. Их выдали старосты из местных винничан, когда немцы искали коммунистов и евреев. Впрочем, много нашего народа погибло от «деятельности» этих предателей. Потом эти прислужники ушли вместе с гитлеровцами с наступлением Красной Армии, но некоторых схватили и расстреляли партизаны.
А я закончила школу, затем музыкальное училище. Потом вышла замуж, родила сына. И проработала до пенсии учительницей музыки в казанской школе №51. Я всю жизнь до конца буду благодарна Татарстану, который принял нас, беженцев, и дал возможность жить полноценной жизнью.
Записала
Светлана КУЛАГИНА.
На снимке: П.Артамонова.
Фото автора.