Недавно в Казани, во Дворце земледельцев, состоялась презентация книги «Первый нарком земледелия». Ее автор — журналист, бывший заместитель главного редактора газеты «Республика Татарстан» Шамиль Мулаянов. Книга издана при содействии Министерства сельского хозяйства и продовольствия Республики Татарстан. В предисловии заместитель Премьер-министра — министр сельского хозяйства и продовольствия РТ Марат Ахметов раскрывает читателям содержание. Книга рассказывает о жизни и судьбе первого народного комиссара земледелия Татарской АССР Юнуса Нуримановича Валидова, или, как с любовью и уважением называет его татарский народ, Юнуса Валиди. Судьбе и жизни сколь яркой, оставившей, несмотря на непродолжительный срок, неизгладимый след в памяти современников и потомков, столь и трагичной…
Автор выражает искреннюю признательность за оказанное содействие в процессе сбора сведений и материалов на малой родине наркома земледелия его внучке Галие Бушмелевой, земляку и родственнику Юнуса Валидова Шафкату Халикову, руководителю пресс-службы Минсельхозпрода РТ Гульние Абдрахмановой, начальникам управлений сельского хозяйства и продовольствия Агрызского района Дилюсу Гатауллину, Елабужского района Нутфулле Гумарову, а также всем остальным, кто в той или иной мере причастен к рождению этой книги.
Мы предлагаем отрывки из этой книги.
Голод периодически навещал Россию. Так, наиболее чувствительными до беды 1921-1922 годов были бедствия, связанные с голодом, в 1891-м, 1898-м и 1911-1912 годах. Но голод 1921-1922 годов по масштабам и последствиям оказался самым страшным.
Если в сентябре 1921 года в Поволжье не имели продовольствия свыше пяти миллионов человек, то к октябрю обстановка еще более накалилась: число голодающих перевалило за 15 миллионов. В декабре 1921 года советским правительством была названа цифра 22 миллиона голодающих.
Ленин писал, что, начиная от Астраханской губернии и кончая Татарской республикой и Пермской губернией, всюду засуха выжгла почти окончательно и хлеб, и траву. «Миллионы людей — трудовых крестьян, рабочих, миллионы голов скота готовы погибнуть и гибнут уже. Беда так велика…»
В качестве иллюстрации к теме голода автор приводит путевые заметки Мирсаида Султан-Галиева, написанные по результатам его поездки в Самарскую губернию и Башкирию летом 1921 года и опубликованные в октябрьском номере печатного органа Наркомнаца — журнале «Жизнь национальностей».
«В царстве голода
(Из путевых впечатлений)
Сызрань. Яркий солнечный день. Жарко и душно.
— Дя-а-день-ка-а-а… дай-ка кусочек хлиибцааа…, — жалобно и протяжно тянут усталыми голосами снующие, как тени, на платформе голодные дети…
Оборванные, грязные, с впалыми и потухшими глазами, с бледными и изможденными лицами.
Переходят от одного вагона к другому, монотонно повторяя перед каждым окном один и тот же тягучий и надрывающий душу напев.
Но поезд, как видно, привык уже к этому…
Лишь изредка высунется из открытого окна сострадательная рука и протянет что-нибудь собравшимся у вагона или просто бросит наземь объедки…
Начинается крик и шум. Все бегут к окну, стараясь первым вырвать брошенный кусок…
— Мне… Дяденька, мне… Мне, тетенка…, — галдят десятки голосов со всех сторон.
Дерутся… Кто-то визжит. Кто-то кричит и ругается. Кто-то рыдает…
В стороне стоит маленький мальчик в тюбетейке. Видно, татарин… Бледный и грустный… Молчит, но все глядит в окно…
Окликаю его по-татарски…
Удивился, услышав родную речь, как-то машинально раскрыл рот и весь превратился в слух. Но продолжал стоять, не решаясь подойти ко мне…
— Ну что же стоишь… Подойди ко мне…
Подошел… Робко и боязливо…
— Как попал сюда?
— Из Сибири еду…
А зачем туда ездил? ..
— Подкармливаться…
— Ну что же, подкормился?..
— Да, подкормился…собирал милостыню…
История мальчика коротка. Он из Татреспублики. Круглый сирота. В живых осталась лишь бабушка одна… У них сильный голод. До нового урожая нет ничего. Бабушка послала его в Сибирь «подкормиться». Сейчас возвращается обратно к ней...
— А давно не ел?..
— Уж целую неделю…
— А чем же будешь питаться дома?..
— Еще не знаю…
Говорит спокойно, без смущения. Как будто все так и должно было случиться… Настоящий фаталист, твердо вручивший свою жизнь слепой судьбе…
Подаем мальчику хлеба и немного денег. С волнением выхватывает он все протянутое и, то и дело озираясь по сторонам, торопливо отходит от поезда, жадно уписывая хлеб...
— Рахмат, — доносится издали его дрожащий голос…
И чем ближе к Уфе, тем все больше и больше встречается татар. В Абдулино начинают попадаться и башкиры… С широкими, скуластыми, смуглыми, простодушными лицами и косыми глазами… Много взрослых… Некоторые торгуют: в руках несколько кусочков масла, вареной баранины…
— Тауаришь… а тауаришь… Покупать масло за кусочек хлеба…, — заискивающе говорит продавец, вопрошающе глядя в глаза…
— Покупать… Хоть одна гна (гына — по-татарски «только, лишь» — ред.) кусочек покупать…
Но — покупателей нет. Масло совсем растаяло от жары и покрылось пылью…
Остальные молчат. Лишь подойдут под окно и уставятся печальными глазами на пассажиров и глядят, все глядят на них, не отрываясь…
Но как много говорят их глаза тому, кто умеет их читать.
Быстро мчится поезд. Мелькают телеграфные столбы, станционные будки, села и деревни. Кругом все выжженные солнцем поля. Лишь кое-где попадается чахлая, низкая и редкая рожь и только что показавшийся из-под земли такой же редкий овес или пшеница…
Параллельно с линией дороги тянутся караваны переселенцев. На волах, лошадях и пешком тянется бесконечная вереница людей: стариков, молодых и детей.
Вон движется караван повозок. Потупя голову, тяжело тащат за собой нагруженные домашним скарбом, сундуками и больными, изнуренные долгим переходом лошаденки.
На возах мелькают бледные лица сидящих на них женщин, стариков и детей. Невесело шагают за возами усталые мужики. Тут и русские, и татары, и мордва. Все Поволжье: разноязычное, разноплеменное… Кто-то отстал. Еле волочит ноги, без надежды догнать ушедших вперед. А вон какое-то одинокое татарское семейство расположилось на отдых… Отдыхает пыльная телега… Дымит костер. Над ним чернеет котел. На приподнятой оглобле телеги висит колыбель… Вокруг костра уселись женщины и дети.
А вон какая-то оборванная и худая татарка тащит за собой ручную тележку. В тележке на тряпках сидит маленькая девочка и держит на руках ребенка. За телегой тащится полуголый мальчик.
Остановились и смотрят, как убегает шумный поезд, поднимая пыль за собою… И когда только они дойдут…
Уфа... Трудно узнать город — так он изменился. Гражданская война оставила на нем глубокие свои следы: ведь он несколько раз переходил из рук в руки, то к белым, то к нам... Побыли в нем и чехословаки, и учредиловцы, и Колчак...
Куда делись прекрасные сады и парки Уфы?.. Все разрушено, уничтожено…
Весь центр города, базарная площадь, улицы и тротуары… полны голодающими беженцами из Поволжья… Тут же едят, пьют, родятся, живут и умирают…
В городе паника…
Голод… Холера… Идет мобилизация врачей и фельдшеров…
В толпе слышны разговоры:
— Знаете, отчего это мобилизуют врачей?.. Началась война, говорят, наступают японцы…Уже половина Сибири в их руках…А с Запада, говорят, наступают поляки и немцы… Во главе с самим Михаилом Павловичем…
— Говорят, большевики пошли на уступки и соглашаются на реставрацию монархии…
Из темных углов выступает отвратительная, наглая и зловонная ложь… Сначала робко и незаметно, но затем все смелей и смелей! Потирает руки от удовольствия скрывшийся на время в свою кожуру буржуа… Радуется старый чиновник-бюрократ…
От Уфы до Стерлитамака едем на лошадях…
По дороге встречаются голодные аулы… Все мертво, нет жизни. У всех чувствуется какая-то усталость и безнадежность…
— С весны уже нет дождей… Погибли все посевы…
— Ржи давно поспеть пора, а она только что колосится…Да и рожь-то какая…Глядеть не хочется.., — жалуется ямщик.
И действительно. На всем протяжении дороги не видно ни одной десятины настоящей ржи: что-то низкорослое, редкое и чахлое.
…Комиссия помощи голодающим (Помгол) в кантонах организует комитеты взаимопомощи, которые сыграли большую роль в эту лихую годину. На территории Татарии уже в апреле насчитывалось 257 волостных и 3511 сельских комитетов взаимопомощи. Вошедшие в них крестьяне и пришедшие с фронтов Гражданской войны красноармейцы облагали хлебом более обеспеченных в пользу совсем погибающих, ставили столовые, организовывали общественные работы, ехали агитаторами в урожайные места и везли оттуда продукты, семена. Они охраняли склады с продовольствием, сопровождали грузы до места назначения, отбивая нередко их от нападений, погибали. На их место вставали новые бойцы.
Нарком Валидов сутками пропадал, забыв о сне и еде, в городах и кантонах республики, лишь изредка урывками видя жену Гайшу с малыми детьми. Вместе с другими сослуживцами по комиссии Помгола он проводил среди населения сбор пожертвований, организовывал «недели помощи голодающим», открывая общественные столовые. В сентябре 1922 года за счет присланных продуктов в Татарстане питалось 150 тысяч детей. Голод оставил в Татарстане страшные отметины. Население Татарии только в результате гибели детей уменьшилось на триста с лишним тысяч человек. Общие людские потери составили, по разным оценкам, 400-500 тысяч человек.
Голодающему Поволжью помогали многие страны мира: США, Германия, Англия, Франция, страны Скандинавии… Москва, координировавшая распределение грузов, выделила Татарии крупную партию продовольствия, которое надо было доставить в Казань. Но, как известно, при любом большом бедствии всегда находятся мерзавцы, желающие нагреть руки на народном горе. Так и тут по вине саботажников на Московско-Казанской железной дороге возникли заторы, вследствие которых грузы задерживались изо дня в день. А счет шел не на дни, буквально на часы, ведь каждый новый день в республике уносил жизни сотен людей, погибавших от истощения.
И Юнус Валидов, заручившись поддержкой некоторых своих соратников, принимает незаконное решение материально простимулировать работников железной дороги, выделив на взятки из специально созданного им фонда вагон сахара. Решение это им было принято в имя спасения тысяч и тысяч своих соотечественников — татар, русских, чувашей, мари, удмуртов…
— Никакой трибунал, никакая угроза расстрелом мне в данный момент не страшны. Страшнее смерть от голода сотен и тысяч людей…, — говорил нарком Валидов Мирсаиду Султан-Галиеву.
И составы в Татарию пошли.
Позднее про этот проступок — согласие дать железнодорожникам взятку — прознают недоброжелатели Юнуса Валидова и припомнят ему это…