Вот уже без малого шесть веков стоит на берегу одноименной речки старинное село Бахта, в котором живут и трудятся крещеные татары. Основали его еще в конце XIV века, во времена так называемой «великой замятни», когда могучее государство Золотая Орда, основанное внуками грозного Чингиз-хана, переживало период своего распада. К тому времени Великий Улус Джучи уже начал постепенно распадаться на отдельные ханства — Крымское, Астраханское, Сибирское, Казанское. То были беспокойные годы феодальных усобиц и борьбы за власть, когда очень часто лилась кровь простых землепашцев, которые становились жертвами грабежа и разбоя со стороны разнузданных воинов очередного хана-временщика, на короткое время завладевшего троном.
Потому-то и уходили земледельцы с насиженных мест вглубь непроходимых лесов, где и основывали свои поселения. Так возникло на речке Бахте село, которое вначале называли Хозыр-ата, что значит «Хозыр отец». Каждому мусульманину хорошо известно имя святого и праведного Хызра, который с незапамятных времен считался покровителем и помощником всех бедных и гонимых странников, брошенных рукой судьбы на солончак бед и несчастий. Предание говорит, что даже в пустыне, на том месте, где останавливался праведный Хызр, начинала расти трава и пробивались родники.
Как полагают некоторые исследователи, именно с именем праведного Хызра, или на татарский манер Хозыра связано название села. Впоследствии, после покорения Казани Иваном Грозным до этой глуши добрались миссионеры из Новокрещенской конторы, заставившие местных мусульман принять христианство. Те, кто не пожелал менять веру отцов, ушли еще дальше. Так вокруг селения возникли небольшие выселки, такие, например, как Четыре двора, Татарская Багана, Муслюмкино, впоследствии ставшие селами. Те же, кто крестились, остались жить в селе, которое к тому времени стали именовать Бахта. Как полагают, название это происходит от искаженного татарского словосочетания «Бака тау» — «Лягушачья гора». Так называли холмистую возвышенность на берегу небольшой речки, где стояли дома местных жителей.
— Наш дом стоял как раз на этом самом месте, — вспоминает восьмидесятичетырехлетняя пенсионерка, уроженка села Мария Николаевна Минкина. — Летом в хорошую погоду по вечерам лягушки «концерты» устраивали — далеко слыхать было... Отец мой Николай Сергеевич — участник Первой мировой войны, четыре года провел в германском плену, после революции вернулся на родину, переболел тифом, но все-таки выжил. Стал крестьянствовать, женился. У моей мамы было 12 детей. Правда, выжили всего шестеро — времена были ужасные: Гражданская война, голод, сыпняк...
В тридцатые годы в селе, которое насчитывало к тому времени более 360 дворов, образовали колхоз — крупнейшее в республике овощеводческое хозяйство.
— Отец работал бригадиром овощеводческой бригады, — вспоминает Мария Николаевна. — У нас сразу же за домом начинались парники, где выращивали рассаду капусты. А за ними — овощные поля. Сажали и лук, и морковь. Сами пропалывали вручную, а сорняки на тележках с поля домой возили — скотину ими кормили. И ферма молочная в селе была. Одну зиму, помню, волки повадились скот резать: ночью разберут соломенную крышу — и в хлев... И овец резали, и телят... Тогда объявили: кто волка убьет, тот сколько-то килограммов пшеницы получит. Мой брат Степа тогда на лыжах в лес ходил и убил-таки волка.
А потом, уж после войны, и яблони в колхозе стали сажать, и бахчевые: даже арбузы и дыни выращивали и на трудодни колхозникам выдавали вместо зарплаты... Нечего сказать, неплохо жили. Народ-то у нас трудолюбивый: еще до революции в селе четыре ветряные мельницы стояли. Многих, кстати, из-за этого и раскулачили.
Мы стоим возле просторного кирпичного дома еще дореволюционной постройки. Теперь в нем располагаются сельский Дом культуры и библиотека, а раньше жил зажиточный мельник Михаил Минкин, дальний родственник Марии Николаевны, которого впоследствии сослали. Кстати, Минкиных здесь полно, чуть ли не полсела наберется.
— И знаменитая артистка Вера Минкина, между прочим, моя двоюродная сестра, тоже из Бахты, — с гордостью говорит Мария Николаевна. — Совсем молоденькой девчонкой в лыковых лаптях ушла она учиться в Казань, как оказалось, навстречу своей славе. Часто потом в село родное наведывалась. И когда в Казани жила, став уже знаменитой, всегда приезжавшим к ней землякам помогала, чем могла...
— Что вам еще рассказать-то? — бабушка Маша перебирает разрозненные воспоминания, как бусины, нанизанные на нитку. — Церковь у нас закрыли в тридцатые. Иконы все топорами изрубили, правда, колокола на звоннице трогать не стали: использовали как часы — звонили, когда на обед нас, колхозников, собирали. Или при пожаре. Звонкий колокол — далеко его слыхать было. А потом и его украли... Ладно, хоть еще саму церковь не сломали — зерносклад в ней устроили. Теперь вот снова восстановили, по праздникам батюшка приезжает, службу проводит...
— Да, вот ведь что сказать вам забыла! — всплескивает руками баба Маша. — У нас ведь то ли в тридцать шестом, то ли в тридцать седьмом году на поле за нашим домом самолет приземлился! Так не поверите — Валерий Чкалов из кабины выбрался! Не верите? Думаете, путаю? Ничего подобного!.. Можете у других спросить — подтвердят. Уж не знаю, из-за чего там вынужденная посадка случилась, а помню хорошо: он и к нам домой заходил, и в сельсовет... На всю жизнь этот день запомнила — шутка ли, с самим Чкаловым повидаться!..
Чистопольский район.
Артем СУББОТКИН.
Фото автора.